Разумеется, моя нижняя полка была в самом конце вагона возле сортира. Но неожиданно это оказалось большим преимуществом, потому что меня обдувало из окна, а вечно незапертая дверь в тамбур давала неплохой сквозняк. Наше плацкартное купе оказалось единственным в вагоне, где можно было как-то дышать.
Со мной ехала пара питерских молодожёнов, непрестанно целующихся; мужчина, подсевший в Белоруссии, которого провожала худая, как жердь, жена; барышня, рядом с которой я поняла, что мне можно кушать всё что угодно и когда угодно - в два обхвата, натурально, барышня. Из тех, кого проще перепрыгнуть, чем обойти. Она стыдливо прикрыла свою нижнюю боковую полку простынёю, дабы проходящие мимо покурить мужики не столбенели в изумлении от такой красоты. Мужчина из Белоруссии, стоило только перрону и жене скрыться из виду, тут же приступил к активному потреблению пива и беседам со мною на всякие животрепещущие для него темы: о политике, о том, что в Белоруси заработать не дают, и какой оболтус сын. После третьей бутылки он уже называл меня "умной женщиной" ( я молчала и поддакивала) и клал мне руку на колено - я тактично её убирала с себя, он торопливо извинялся и придвигался ближе. Но тут, на моё счастье, проснулась барышня с боковой полки и встала, распахнув простынную занавеску, явив миру свою божественную красу. Мужил онемел и пролил пиво мимо рта.
Я была тут же забыта и смогла задремать под нехитрую железнодорожную колыбельную: дробный перестук колёс, мирное позвякивание стакана о подстаканник, равнодушный голос коробейницы "Мягкая игрушка, белорусская косметика..." , доносившийся уже сквозь марево полусна...
Полки в плацкарте короткие, спать ужасно неудобно - ноги либо свисают, либо упираются. Сон от этого тревожный, урывчатый, да ещё невыносимая духота и запах взопревших собратьев по несчастию не добавляет сну сладости и глубины. Но вагон укачивает снова и снова, трясёт, как сердитая мать незасыпающего младенца, качает на охающих рельсах и срипящих шпалах; а неспящего, шагающего по вагону пассажира швыряет немилосердно об полки: ляг! не мельтеши!
Но стоит только остановиться поезду, тут же поднимаются сонные головы от пыльных подушек, таращаться в окно: Где это мы? А час который? А что это несёт в кульке бабка по перрону? Пирожки? Дайте два! Нет, четыре! А с чем они у вас? А почём? А шо так дорого? Ну давайте... А после достают извечную курицу на узеньком купейном столе, подстелив купленную на вокзале и заученную наизусть от скуки газетёнку. И капают жирные капли на лицо кудрявого Киркорова, и даже портрет Святешего Патриарха Кирилла, посетившего и освятившего собор, уже засален и измят, и даже оторван вовсе от него кусок ризы, что бы подобрать упавшую на пол обглоданную кость.
Сыт пассажир. Зевает... От непрестанного глядения в окно затекла шея, все разговоры переговорены, сравнительный анализ цен проведён, политики обруганы, тёплое пиво вызывает отвращение... Укладывает он отяжелевшее тело на прокруство ложе полки, да и дремлет по ту же нехитрую железнодорожную колыбельную, как дитя в люльке.
На счастье моё мой любимый дражайший супруг снял меня с поезда на станции Дно, не поленился приехать за мной стредь ночи не машине, дабы не болталась я с тяжеленными сумками по славной Северной Столице. Соскучился мил друг, стосковался...